Просто человек
Было похоже: снимается кино. Толпа, запрудившая узкое горло бульвара, где Чистопрудный переходит в Покровку, окружала что-то, чего нельзя было издали различить. Караван троллейбусов и машин на Покровке безнадежно трубил. Какого-то здорового дядьку с лодыжками, забинтованными клейкой лентой, грузили в машину.
Где-то за спинами пыталась пробиться через пробку «скорая». В толпе гомонили: «Ну ничего себе! Как он его!» Стало ясно: не кино.
Как это было. В Москве очевидец убийства сбил киллера на скутере (ФОТО)
За спинами толпы была видна «Нексия», развернутая поперек трамвайных путей, в ней спокойно, как-то отрешенно сидел водитель, рядом стоял, наблюдая за суетой, веселый черноглазый мальчик; дальше на дороге валялся скутер и пистолет с глушителем. Вокруг клубились люди в гражданском, оцепляя территорию. Я вспомнила, что у меня в сумке лежит айпад.
— Вы что тут фотографируете? — недовольно процедил явно старшой. — Вы кто?!
— Обозреватель «Новой газеты».
— Ну, я не сомневался, что вы тут будете первые! — с какой-то азартной злостью выдохнул он, и я не стала его утешать тем, что просто шла мимо.
Секунда, когда человек делает выбор, меня интересовала давно и пристально. В толпе гадали: «Опер? Да нет, обычный мужик! Ехал по своим делам, на машине, в которой сидел его ребенок, стал свидетелем убийства, и вдруг, секунды не помедлив, бросился за киллером. Сбил, задержал…» Я окликнула водителя:
— Можете дать ваш телефон?
— Пожалуйста, — не удивился он.
— Как вас зовут?
— Магомед.
…
— Как это было? — Мы с Магомедом Мирзоевым и его сыном Артемом (они не расстаются) спустя две недели после событий того четверга сидим в «Булке» — на том самом перекрестке, где все произошло. Артему —12 — и он пьет какао. А мы с Магомедом — кофе.
— Я вез товарища на Красносельскую. И услышал: будто петарды китайские взрываются. Подумал: «У кого-то праздник!» Тут Артем обернулся: «Папа, там дяденька стреляет в «Мерседес» из пистолета, машина врезалась в церковь!» Я в зеркало боковое глянул: увидел скутериста. Киллер на скутере поравнялся с нами, прибавил скорость. Говорю товарищу: «Максим, что делать будем?» Он говорит: «Догонять!»
…Я пытаюсь навязать ему свою женскую логику: «И вы не подумали, что в машине ребенок, что в вас могут стрелять?…»
Но он спокоен: сыну велел лечь на пол, двери машины заблокировал. И ситуацию оценил влёт.
— Если б он хотел стрелять, он бы сразу это сделал. Как только «Мерседес» въехал в стену, он рядом с нами стоял секунд десять, поглядел в салон — и поехал. Тут мы решили его сбивать.
— Но как-то умело вы его сбили, аккуратно…
— Да нет! Сначала попробовал боком, не получилось, он вошел в поворот, я понял: еще 30 секунд — и я уже ничего не смогу сделать, и я на него наехал просто, сбил на асфальт, с его скутером даже ничего не случилось, машина больше пострадала…Скутер завалился. Мой товарищ — он профессионал, оперативник — сразу выбежал: мужик валяется, оглушенный, но из-за пазухи достает пистолет, — Максим его к земле пригибает. Ну пришлось, чтобы помочь, мне выскочить, схватить пистолет за ствол, а что делать: он мог в людей попасть…
Молниеносно сработал инстинкт. Но что стоит — за инстинктом?
И опять он спокоен:
— Да мы сами не без греха, но отнимать жизнь… Мы ведь крещеные с мальчишкой, я тогда подумал: «Не дай Бог, если сейчас я неправильно отреагирую, он потом это вспомнит».
…На вторые сутки человек, чья машина врезалась в стену церкви, умер. Хотя «скорая» приехала почти сразу: случайно оказалась рядом, но вся Покровка и Чистые пруды в эти часы стали зоной гигантской пробки, и хирурги Склифа уже мало что могли сделать.
Тот, кто стрелял, сразу, еще при задержании, сказал: «Охотился прицельно», — якобы хотел наказать за то, что убитый занимался рейдерством.
В этой небанальной ситуации и киллер нетипичный, не профессионал. Магомед теперь это тоже знает.
— Да, он бывший военный. Человек, которого довели до отчаяния. Жалко его, с одной стороны, но мужик, в которого он стрелял, тоже чей-то отец, наверное… И есть масса способов решить вопрос.
…Его прозрачные усталые глаза, кажется, многое видели. Магомеду 49, он родился в Махачкале, окончил школу, училище, потом ушел в армию, после уехал на Сахалин, доплывал до Китая и Японии. А шесть лет назад уехал с Сахалина в Москву.
Вестерн сменяется правдой.doc. в момент, когда я задаю простой вопрос:
— В Москве работу нашли?
— С моим именем и местом рождения это тяжело. Снять квартиру — тоже проблема. За шесть лет я только два раза нашел работу. И только одних адекватных хозяев жилья. Был персональным водителем перед кризисом, в прошлом году официально устроился водителем-экспедитором, но попал под сокращение. Поставили перед фактом. С тех пор приходится брать машину в аренду и зарабатывать на жизнь. Пока так.
На предплечье у него — татуировка, из-под короткого рукава видно только одно слово: «Байконур».
Он замечает мой взгляд.
— Служил там. На гагаринском старте. Есть там такая площадка номер два, оттуда Гагарин стартовал.
— Туда вроде только отборных берут?
— Да нет, когда я призывался, в 82-м, со мной служили и казахи, и узбеки, и русские, это потом стали сильно фильтровать. Было очень секретно, очень строго, когда запуск производился, нас переодевали в черные робы. Мой самый первый запуск был — полет Светланы Савицкой. А последний — «Буран».
На Сахалин возвращаться не хочет: не видит смысла. Единственное, чем там теперь, после распродажи пароходства, простому человеку можно заниматься, — браконьерство: «…а браконьерство — это такое дело… Вот рыба пошла — чуть тряхануло, и рыба убежала, и не факт, что вернется, а трясет там каждый месяц, стабильно. И люди поуезжали».
Спрашиваю, как его воспитывали.
— Мама мне однажды крикнула: «Если утонешь, домой не возвращайся!» Попадало мне от нее сильно. В море я частенько уходил без разрешения, мотокроссом занимался, она была категорически против…
Мне кажется, человек в его положении просто обязан роптать. Но — не ропщет. Похоже, хорошо понимающий, что такое «человек, которого довели до отчаяния», не жалуется. Сильный, устойчивый — авантюрный?
— Да нет, я домашний. Просто на подъем легкий. Однажды в Красноярск приехал продать машину, а остался на четыре года.
— Не тоскливо вам?
— Когда вот он рядом (кивает на сына), вообще хорошо.
У этого русского дагестанца, которому, похоже, неведом страх и у которого явно ослаблен инстинкт самосохранения, одно простое желание — найти нормальную работу. Лучше бы персонального водителя. И понятно: тот, кто его получит-наймет-приручит, обретет не столько шофера, сколько хранителя. Только вот — кто?..
И все ж ему нравится Москва.
— Мне говорили: москвичи такие-сякие. А потом я посмотрел: здесь москвичей-то практически нет! А встречаешься с коренными, к тебе сразу отношение меняется. Когда таксовал, приходилось стоять на площади Трех вокзалов, там насмотришься. И если происходит такое, как в Бирюлеве, в замес попадаешь. Винить-то особо некого, воспитание у людей такое.
И он говорит замечательную фразу: «На всех не навраждуешься…»
Собирается получить заочное высшее. Сына хочет с Сахалина забрать к себе: здесь школа лучше. Надеется заработать денег и свозить его этим летом в Турцию. Летом кроме извоза помогает товарищу собирать катера.
— Но в этом году что-то клиентов нет, даже не катались еще ни разу. В прошлом году бесились как могли… Но лето только началось, будем надеяться, все будет замечательно.
Он умеет терпеть пробки, принимать жизнь как она есть, готовить.
— Первое ребенку я сварю всегда. Да и второе.
И даже реплика, брошенная в ответ на мое: «Спасибо, что нашли время!» — «Времени-то у нас сколько хочешь пока», — горечью не отдавала.
Зыбок контур чужой судьбы. Но через этого необычного обычного человека, кажется, просвечивает история. Такая, какой она девятым валом идет через народ, страну, население — и каждый отдельный характер. Ничего особенного вроде Магомед Мирзоев мне не рассказал: биография, малым ручейком вливающаяся в большую воду реки жизни. Но отчего-то сильно улучшилось настроение. Просто человек — они с сыном весело машут на прощание — человек.
— Как считаете, вы себя в жизни нашли?
— Можно бы, наверное, лучше найти, но сейчас уже, по-моему, поздно…
А может, и нет?..
