Колдовские дела
Какими способами пытались искоренить чародейство и ворожбу
В канун Рождества 1689 года в Москве на Болоте были сожжены два колдуна, по наущению врагов царя Петра Алексеевича наводившие на него порчу и беды. Позднее наказания за колдовство то усиливали, то смягчали. Однако они не шли ни в какое сравнение с тем, что делал простой люд с ворожеями, когда страх перед их чарами пересиливал желание с помощью колдовства в один миг решить все проблемы.
В самом начале самостоятельного правления Петра I, в декабре 1689 года, накануне Рождества, в Москве по его указу были казнены два чародея – коновалы Дорошка Прокофьев и Федька Бобылёв, нижегородские жители. За «злой волшебный и богоотметный умысл» на здоровье Государя их сожгли в срубе на Болоте. А подбившему их на колдовство Андрюшке Безобразову и его человеку Ивашке Щербачёву отсекли головы.
В царском указе объяснялось, что Безобразов, плавая на стругах по Москве-реке и по Оке, отправлял своих людей по городам и деревням разыскивать волхвов и ворожей. К нему приводили «на Москве Сеньку мельника, на Коломне мужика Ганьку, в Касимове жёнку татарку, в Нижнем Нижегородских жителей коновала Дорошку, портного мастера Ивашку, Оську Ахапкина; и те ворожеи, по его воровскому злому умыслу, ворожили у него на стругу и в Нижнем на подворье на костях и на деньгах и на воде о здоровье Великого Государя Царя… и матери его… и о бунте и о убивстве на бояр».
Ворожея
Все остальные виновные были «на козле биты кнутом нещадно и сосланы в ссылку на вечное житьё». Такие наказания за колдовство существовали с 1649 года. Они были установлены Уложением Алексея Михайловича.
И хотя и в XV веке митрополит Фотий в послании к новгородцам предписывал, чтоб «басней не слушали, лихих баб не принимали, ни узлов, ни примолвленья, ни зелия, ни вороженья», а в XVI веке Троицкий Сергиев монастырь приговорной грамотой, данной его землям и крестьянам, повелевал: «Не держать в волости ни волхвей, ни баб ворожей; иначе с сотского и с каждых ста человек взять пени десять рублей; волхва же или бабу-ворожею, бив да ограбив, да выбивати из волости», колдуны и волшебники не переводились на Руси.
Царь-реформатор решительно взялся за оздоровление ситуации. С архиереев стали брать клятвенное обещание учить против суеверия, а «притворно беснующихся, кликуш, босых и в рубашках ходящих наказывать и отсылать к Гражданскому Суду». Архимандриты и игумены должны были присягать в том, что в монастырях не будут держать «святош, затворников, ханжей и с колтунами».
В армии начальство также неусыпно должно было следить за подчинёнными, чтобы вывести из их рядов «идолопоклонников, чернокнижников, ружья заговаривателей и богохулительных чародеев».
В московском архиве Министерства юстиции среди документов начала XVIII века сохранилась история солдата Третьякова. Это «дело о колдовстве» возникло по донесению полковника Н. Балка, в котором он сообщил, что один из солдат его полка, Ив. Третьяков, во время учения выронил «книжку скорописную в четверть дести». В ней оказались заговоры «для приворота девок к блуду». Третьяков, не отпираясь, что книжка принадлежит ему, на суде объяснил, что ту книжку дал ему крестьянин Митрофан Музыкин. Третьяков был наказан батогами, а Музыкина за обучение колдовству высекли плетьми и сослали в Сибирь. Книжка же с заговорами, говорится в деле, «была сожжена у него на спине».
В архиве Святейшего синода также хранился документ о волшебстве – дело об отставном солдате Выборгского полка Иване Краскове, который в 1723 году «по доношению С. Петербургской гарнизонной канцелярии прислан был для предания публичному церковному покаянию».
«Солдат Красков, – говорится в документе, – взятый по подозрению в волшебстве с подозрительными тетрадями, письмами, сделанными из дерева, жеребейками (игральными костями) и разными травами и кореньями, как при следствии в Крихсрехте, так и на допросе в Синодальной канцелярии показал, что письма и тетради он нашёл на Васильевском острову, около дома архитектора Трезина на берегу Невы, – жеребейки остались у него после умершего племянника, Желтухина полка солдата, Якима Гуткова, а травы он собирал сам, жеребейками он ворожил уже два года про себя, а именно: о здоровье и о смерти, и о других домашних нуждах, а людям никому не вораживал. Искусству ворожить научил его двоюродный дядя, коновал, который указал ему и найденные при нём травы, которые он хотел топить в печи и пить от грыжи и от ломоты и от животной болезни и от вередов и от других, тому подобных болезней, и другим хотел он давать для такого же пользования, а напредь сего такими травами никого не пользовал… а идолопоклонства, чернокнижества, богохуления, ружья заговариванья, чародейства и никакого с дьяволом обязательства он не имеет».
Полковые лекари, исследовав травы, засвидетельствовали, что они «кроме пользы от разных болезней, никакого худа к порче и к погублению человеческому» не ведут. И в письмах ничего еретического и непотребного не оказалось. По приговору Крихсрехта, утверждённому князем М. М. Голицыным, Красков «гонян шпицрутены чрез батальон шесть раз» и отправлен в Синод для предания его публичному церковному покаянию. Синод определил письма и жеребейки сжечь, а Краскову в течение семи дней приходить к церкви Успения Пресвятой Богородицы в Петербурге, стоять вне церкви и каяться. Затем в церкви перед народом ему была прочтена его вина, он просил прощения и «впредь подобного обещался не творить».
«По исшествии же из церкви, – говорится в деле об Иване Краскове, – присланный с ним за печатью пакет на предуготовленном месте, сам положа на огонь, сжёг пред исходящим из церкви народом».
Как ни усердствовал Пётр I в истреблении суеверий среди своих подданных, но почти каждый следующий правитель был вынужден начинать царствование с борьбы с колдунами.
Пётр I
Так, в мае 1731 года Анна Иоанновна утвердила указ «О наказании за призывание волшебников и о казни таковых обманщиков».
Стало известно, говорилось в указе, что «в России некоторые люди, забыв страх Божий и вечное за злые дела мучение, показывают себя, будто они волшебства знают и обещаются простым людям чинить всякие способы; чего ради те люди и призывают их к себе в домы и просят их о вспомоществовании в злых своих намерениях, что те мнимые волшебники им обещаются и за то получают себе немалые прибытки, а прельщающиеся на те их душевредные способы восприемлют себе втуне убытки, паче же гнев Божий, а по гражданским правам наказания, а иные по винам и казни».
За любое обращение к волшебникам, для чьей-либо пользы или для «учинения зла», было обещано наказание – битьё кнутом и, возможно, даже смертная казнь. Волшебникам грозило сожжение. Если же, гласил указ, обманщики повинятся без доноса на них, то «вины отпущены им будут без всякого истязания».
Сколько чародеев пришло с повинной – неизвестно. Но глупо было виниться – можно ведь было просто перестать ворожить. Хотя крестьяне, жившие в неистребимой уверенности, что все болезни от «сглазу» и «порчи по ветру», сами не давали зарасти тропе, ведущей к жилищу знахаря или колдуна. А к кому они могли ещё обратиться?
Один из самых просвещённых людей первой половины XVIII века Василий Татищев в духовном завещании своему сыну писал:
«В деревне, где ты жить будешь, необходимо при себе иметь должно лекаря искусного, дабы как для самого тебя, так и для крестьян своих и посторонних, в случае болезни, мог скорее помощь подать, что весьма сожалетельно: по неимению таких искусных людей, от деревенских проклятых обманщиков, ворожей, шептунов и колдунов, от их безумных и вымышленных лекарств весьма много напрасно народу гибнет, от чего и в неизлечимую болезнь приходят, а иные и вовсе умирают».
Михайло Ломоносов, рассуждая в 1757 году «о размножении и сохранении российского народа», тоже предлагал «вывести чары и ворожей размножением докторов и аптек».
Подготовила Лариса КОМРАКОВА
