Кризис среднего возраста
Владимир Гимпельсон
Максимальную производительность труда имеют люди в возрасте 30-39 лет, считает директор Центра трудовых исследований ВШЭ Владимир Гимпельсон
В ближайшие десять лет численность занятых в возрасте до 40 лет сократится на четверть и это – серьёзный вызов для экономики, который ещё не оценён, полагает он. Об этом и состоялась беседа Владимира Гимпельсона с корреспондентом «Российской Газеты» Алексеем Дуэлем («Российская газета» от 7 мая 2021 г №.99 (8450)).
Сейчас на рынок труда выходит поколение, в котором вдвое меньше людей, чем выходящих на пенсию, и Владимир Гимпельсон отметил, что это серьёзная проблема и большой вызов для экономики. Причём этот процесс уже идёт, в процентах ВВП он пока, может, не слишком проявляется, но эффект скоро станет заметен, к 2030 году он проявится особенно ярко.
В такой ситуации надо ценить молодых, и повышать производительность труда у всех, потому что внутренних резервов для увеличения численности рабочей силы у нас практически не остаётся, а мигранты на себя берут в основном низкоквалифицированный труд.
Наша экономика, что бы мы о ней ни говорили, уже давно стала экономикой услуг. По крайней мере по числу занятых. На крупных и средних предприятиях всех обрабатывающих отраслей в стране работают около 5 млн человек из примерно 70 млн занятых. Кроме того, в промышленности проще, чем в сфере услуг, повышать производительность труда. Так что им людей хватит. А вот в услугах и торговле, где сосредоточено 75 % рабочих мест страны, дефицит кадров будет заметен куда сильнее.
Многие ключевые профессии очень молодые. Например, средний возраст программистов сейчас – около 30 лет. Но проблема не просто в недостатке простых исполнителей. У молодых работников есть два важных качества, которые дополняют друг друга. Это энергия молодости и свежие знания. Чем выше темп технического прогресса, тем быстрее устаревают знания, и молодые люди здесь имеют большие преимущества. Именно в этом возрасте люди более открыты всему новому, чаще совершают открытия, выдвигают смелые гипотезы, создают стартапы. Мир меняется стремительно и ожидать от 60-летнего работника, чьи знания устарели почти на полвека, такой же эффективности, как от молодого коллеги, не стоит.
В нашей стране, как следует из статистики, максимальный уровень производительности имеют работники в возрасте от 30 до 40 лет. Ещё свежие знания, уже накопился достаточный опыт, по-прежнему хорошее здоровье. Затем знания начинают устаревать, а накопленный опыт не всегда в состоянии эти потери компенсировать, начинает снижаться и производительность. Здоровье также начинает постепенно пошаливать. В среднем получается, что человек перед выходом на пенсию работает на треть менее эффективно, чем в момент расцвета карьеры. Но тут ключевой фактор не биологический возраст, а качество человеческого капитала – навыков и знаний. В России сложилась парадоксальная ситуация – при высокой доле людей, выходящих на рынок труда с хорошим высшим или средним специальным образованием, очень малая часть работников продолжает доучиваться в ходе свой карьеры. При этом, чем старше, тем меньше. Например, в Германии или скандинавских странах ежегодно переобучается каждый второй в возрасте 50-59 лет, а у нас – каждый двадцатый. В Европе на обучение персонала компании направляют в среднем 3 % от всех затрат на труд, а у нас только 0,3 %. Причём речь идёт почти исключительно о крупных технологичных производствах, где и так с компетенциями работников всё обстоит относительно неплохо. И ещё врачи, учителя – представители тех профессий, где регулярное повышение квалификации обязательно по закону. Подавляющее же большинство работников очень рано перестаёт совершенствовать свой человеческий капитал.
После начала трудовой деятельности – и у нас, и на Западе – зарплаты быстро растут примерно до 35-40 лет. Затем с возрастом у нас они начинают снижаться. В западных странах зарплаты продолжают расти и после 40 лет, но более медленными темпами, достигая максимума в предпенсионные годы. Они могут немного сократиться перед самым выходом на пенсию, если человек сам решает работать поменьше, например, 30 часов в неделю вместо 40, чтобы оставить больше времени на какие-то свои дела.
Что влияет на такие повозрастные профили заработков? Разные факторы – наличие навыков и знаний, ценимых рынком труда, готовность постоянно учиться и переучиваться, способность интенсивно трудиться, состояние здоровья, трудовая мобильность. В конкурентной экономике в конечном счёте платят за эффективность труда. Во многих профессиях производительность труда не снижается до конца карьеры. Это связано со спецификой профессии. Например, хорошим тренером можно быть и в 60, и в 70 лет, а успешным спортсменом – только в молодости. Снижается производительность – снижается заработок. Там, где производительность или продуктивность измерить легко, эта связь более очевидна. Конечно, есть много рабочих мест, где эта связь отсутствует. Попал на «тёплое место» и наслаждайся остаток трудовой жизни, но так «везёт» далеко не всем.
Отличие в динамике зарплат Владимир Гимпельсон объясняет несколькими причинами. Одна из них – темп обновления знаний и навыков, в частности, через дополнительное образование, обучение и переобучение. Для подавляющего большинства профессий такое дополнительное образование необходимо, причём организовывать его и в значительной степени оплачивать должен работодатель, который знает, что ему нужно.
У каждой компании свои требования к квалификации и владению определёнными технологиями. Со стороны это не видно, и обучение, чтобы быть эффективным, должно «затачиваться» под конкретный запрос. Это дорогая история и большинство компаний не хочет в это вкладываться. Их может заставить только жёсткая конкуренция: нет современных технологий и обученных им работников – уступи рынок другим. Неслучайно у нас профессиональное до или переобучение чаще происходит в компаниях, которые одновременно и технологические лидеры, и работают на экспорт, и внедряют инновации, и ощущают конкуренцию.
Относительно потерь ВВП из-за сокращения работников самых производительных возрастов, Владимир Гимпельсон сказал, что он не знает примеров экономического роста при сокращении рабочей силы, особенно такого, как ожидаемое в младших рабочих возрастах. Это серьёзная проблема, которая до конца не осознана.
Владимир Гимпельсон отметил, что у нас очень низкие показатели роботизации. А высокие они, например, в Южной Корее. Но активное внедрение роботов там не привело к росту безработицы – хватило места и людям, и машинам. Роботизация наиболее активно идёт в автомобильной промышленности и микроэлектронике. Это не те сектора, где у нас много занятых и где вытеснение людей может создать долгосрочные проблемы. Роботы и автоматизация помогают людям, но полностью их не заменяют. Задачи, выполняемые людьми, при этом меняются.
Владимир Гимпельсон ответил и на вопрос, о том как экономика приспособилась к пандемии. Он сказал, что сработал стандартный механизм российской экономики –
поддержание занятости за счёт сокращения зарплат. Мы это не всегда видим в помесячной статистике, но более детальный анализ подтверждает, что это так. Но если в предыдущие кризисы страдали преимущественно крупные и средние предприятия, то сейчас основной удар пришёлся по сектору услуг, малым и микропредприятиям. Этот сегмент статистика вообще видит плохо. По мере снятия ограничений они должны оживать, но выжили и оживут, конечно, далеко не все. К концу этого года, если всё будет в порядке, показатели безработицы вернутся к своим допандемийным отметкам, а зарплаты будут очень медленно восстанавливаться.
В заключение беседы Алексей Дуэль задал вопрос: «Через месяц выпускники школ начнут поступать в вузы. Какое образование сейчас можно считать более перспективным для благополучной жизни?»
Владимир Гимпельсон ответил: «Если у выпускника есть любимое дело, которому он хотел бы посвятить себя, то это облегчает выбор. Но при этом важно понимать: мы не можем сегодня сказать, какие знания и навыки будут востребованы даже через 10 лет, не говоря уже о более далёкой перспективе. Прогнозы есть, но их надёжность мизерна. Учиться придётся всю жизнь, а умению учиться должна научить система образования. Конкретные технологии уходят, соответствующие им навыки обесцениваются, а фундаментальные знания остаются. Высокая зарплата на старте карьеры не гарантирует того, что она будет такой на протяжении всей жизни.
Кстати, знания в инженерно-технологических специальностях устаревают быстрее, чем в гуманитарных. В условиях быстрых технологических изменений, когда знания, навыки и технологии меняются в головокружительном темпе, вы должны быть готовы к этой гонке. Ни один университет не научит вас всему раз и навсегда».
Арнольд ГРЫНИН
