Ия Кириллова: «Мой город, моя война»
Обозреватель «Областной Рязанской газеты» Ия Кириллова вспоминает свое военное детство
В эти майские дни мы вновь отмечаем величайшее событие — Победу нашего народа в Великой Отечественной войне. Победу, добытую немыслимыми жертвами и нечеловеческими усилиями, которая осталась в сердцах как вершина духовного торжества русского народа, пик национальной славы. Вот об этом маленьком кусочке дороги к Победе хочется рассказать. Детская память запечатлела и сохранила навсегда и страшные годины, и радость освобождения.
Мой родной город
Дорогое мне Белогорье. Некогда тихий, уютный городок на Белгородской земле — Старый Оскол. Он стоит на белых меловых горах (отсюда и название Белогорье), опоясанный рекой Оскол и ее притоками. В годы моего детства и юности это были чистые реки с поросшими осокой берегами, с дремлющими над ними ивами и перекинутыми мосточками и мостами. Вокруг города — слободы: Ямская, Казанская, Пушкарская, Ездоцкая, Стрелецкая. Они утопали в зелени садов. А сколько златоглавых церквей, возносивших в синеву неба свои кресты, украшали город и каждую слободу. Народ там, несмотря на годы богоборчества, набожный, хранил традиции православной веры. Моя бабушка, Капиталина Алексеевна, учительница начальных классов, ежедневно осеняла крестом Господним все 4 стороны света, подолгу молилась. Это город моих предков, родилась здесь и я. Наш просторный дом в слободе Ямской построил в начале века мой дедушка, Михаил Иванович. Тогда строили на века: толстые стены, выложенный кирпичом подвал, вход в который был отдельный, со двора. Стоял дом напротив Крестовоздвиженской церкви, окруженной садом и кирпичной оградой. Дедушка до закрытия храма в 1937 г., а затем после окончания войны был регентом церковного хора. По его рассказам, до гонения на Церковь хор был великолепный, мужской. А после войны пели уже женщины и пришедшие с войны мужчины-инвалиды. Но война не пощадила для меня этот поистине райский уголок земли.
Оккупация
1942 год. Мне почти 5 лет. Папа на фронте. Маму успели эвакуировать с работой. Где она? Жива ли? Ведь эшелоны бомбят. Известий никаких ни от кого нет. Мы с бабушкой, дорогой для меня наставницей, учившей меня до конца ее жизни добрым делам и честности, остались в городе. Был обычный июньский жаркий день и обычная тревога: враг приближается. Бабушка запомнила этот день — 30 июня. Вдруг где-то недалеко — гул самолетов и оглушительный разрыв бомбы. Один, другой… Мы с соседями укрылись в нашем подвале. Все молились. У нас было много икон, которые бабушка бережно хранила. Приоткрыв двери, некоторые видели — в небе, как огромные птицы, плавали «юнкерсы», творя свое гнусное дело — разрушение и смерть. Казалось, что не будет конца бомбежке. Но наступила тишина, «юнкерсы» улетели. Стали потихоньку выходить из подвала.
Страшная картина вокруг — несколько домов исчезли с лица земли, оставив под собой людей, животных. Слышались стоны. Начали откапывать, но спасти удалось лишь немногих. Так продолжалось 2 дня. 2 июля в город вошли немцы.
Первое, что они сделали для запугивания народа — в центре города на Верхней площади была быстро сооружена виселица. Отправлять людей в отдаленные места уже было невозможно. Мест в поездах не было. Но евреев отправляли. Многие ехали на своих телегах из деревень.
В Старом Осколе был старенький — старенький детский врач — еврей. Он никому не отказывал, всех принимал, всем помогал. Когда его хотели эвакуировать, он отказался. Говорил: «Я уже старый. Кому я нужен?»
Когда немцы пришли в город, они повесили этого старенького доктора. Весь город это видел. Я помню, мы пришли туда, я хватаюсь за бабушкину юбку. Мне страшно. Все были в ужасе этой жестокости. Доктор был совсем стареньким, еле-еле ходил.
В течение нескольких дней его труп висел на веревке. Вокруг уже стояло такое зловоние, что все обходили это место стороной. И лишь спустя дней десять, мы проснулись утром и увидели, что трупа нет.
Как это ни печально, но после захода немцев в город сразу же нашлись люди, которые стали заискивать перед ними. Они садились к ним в машины и объезжали весь город, участвовали вместе с фашистами в облавах — искали по домам «ненадежных людей».
Во время налетов люди прятались в храме. Храм не закрывался, но и служб не было. Он был завален зерном. Среди этих мешков люди и прятались от бомбежек.
Наш дом занял немецкий офицер с ординарцем. Мы с бабушкой и несколькими оставшимися без крова людьми остались жить в подвале. Бабушка подолгу молилась. Она верила, что Господь не допустит остаться нам рабами, она верила в Победу и утешала многих.
Человек она сильной воли и стойкой веры в Бога. Всех более — менее трудоспособных людей отправляли на тяжелые работы по городу. Современным людям даже представить себе трудно, как можно было жить это время в подвале, находясь в постоянном страхе, ведь над нами жили и ходили немцы. Но мы жили и выжили.
Январь 1943 г. Стояли трескучие морозы. Немецкий офицер выехал из нашего дома, чувствовалось приближение родной армии. Мы переселились в кухоньку, где сохранилась печка. Окно взрывной волной было выбито и заложено кирпичом. Чтобы сохранить хотя бы минимальное тепло, бабушка разбирала остатки забора, надворных построек. Но спасало самое главное — вера в освобождение.
Неожиданная радость
Прошло столько лет, но эта картина осталась в моей памяти живой. Позвольте воспользоваться выдержкой из Старооскольской газеты (1994 г.), рассказывающей об освобождении города, а главное — о моем дяде Астанине Николае Михайловиче. Он закончил перед началом войны геологоразведывательный факультет Воронежского университета, но работать по любимой специальности не пришлось. В 1941 г. он ушел на фронт. Дядя Коля был моим крестным отцом. «Многие из наших старооскольцев сражались за освобождение родного города. Среди них — Николай Михайлович Астанин. В дни освобождения родного города это был полный сил жизнерадостный молодой человек, майор-разведчик 23-го отдельного мотопонтонномостового батальона. Его военные дороги измерялись десятками тысяч километров. Когда его спрашивали, что из минувшей войны больше всего запомнилось, он отвечал: «Переправа через Дон, Курская битва, форсирование Днепра, Вислы и Одера, переправа танков и штурмовых орудий через отводные каналы Берлина. Но особенно — бои за мой родной город в январе 1943 года».
Майор Астанин был хорошо подготовленным и опытным разведчиком, смелым и находчивым. Он в совершенстве владел всеми видами стрелкового оружия и хорошо разбирался во всех видах инженерных и строительновосстановительных работ. Тогда, опережая стремительно продвигавшихся на запад танкистов 116-й отдельной танковой бригады 107-й пехотной дивизии, 23-й инженерный батальон обеспечивал готовность всех коммуникаций, переправ и мостов от Дона до Старого Оскола и Белгорода. С огромным риском для жизни под шквальным артиллерийским огнем, атаками немецкой авиации офицеры и солдаты инженерного батальона измеряли ширину и глубину Оскола и его притоков. Н. М. Астанин говорил: «Шли мы тогда к Старому Осколу от донских переправ… От радости, что мы будем воевать на земле, где ты родился и рос, я готов был идти на выполнение любого задания… В этих местах мне хорошо были известны все дороги, тропы, мосты и развилки. Знал я, как и где можно скрытно провезти технику, людей и боеприпасы». И вот приказ — майору Астанину с группой разведчиков разведать подходы к городу со стороны Незнамово. Здесь располагалась большая часть огневых точек противника. Отсюда они вели круговой обзор местности и стреляли прямой наводкой из пушек. Подавление этих огневых точек, обнаруженных группой разведчиков под руководством майора Астанина, было успешно осуществлено. 31 января бои переместились на окраины слободы Ямской».
Второй мой дядя — Михаил, в день начала войны пришел из школы. Он только закончил 10 класс. И сразу же отправился в военкомат и попросился в авиацию. Войну дядя Миша закончил в Берлине.
Я прерву статью.
И вот неожиданная радость. Мы с бабушкой — в нашей кухоньке, теплится коптилка. Кругом рвутся снаряды, воют сирены. Страшно, очень страшно. На коленях молимся перед иконой Божией Матери. И вдруг стук в дверь. Неужели вернулись немцы? Стук все сильнее. Распахнулась дверь, и перед нами в заснеженных белых маскировочных халатах наши спасители. «Мама! Июшка!». Родной голос дяди Коли. Он подхватил меня на руки, прижал к себе бабушку. Слезы радости! Быстро на стол легли хлеб, консервы. Какой это был хлеб! Но время требовало идти дальше. Бои продолжались. «Рано утром, 4 февраля наши части начали штурм города с трех сторон. Немцы побросали оружие и разбежались. В сводке Совинформбюро говорилось: «5 февраля 1943 года наши войска после упорных боев овладели городом и железнодорожной станцией Старый Оскол. Окруженный гарнизон противника уничтожен и частично пленен».
А дорога к Победе пошла дальше на запад.
В краеведческом музее г. Старый Оскол есть экспозиция войны, где отражены все эти события. Ну а моя детская память сохранила их. Поэтому всегда в храме я ставлю свечку за упокой души всех освободителей моего любимого Белогорья. Я уверена, что все они призывали Господа и Господь давал силы на великое дело.
И еще хочется сказать в эти дни накануне празднования Дня Победы, молодежи, всем тем, кого не коснулась эта страшная убийственная война: победа достигалась не силой одного оружия, не многочисленностью армии, а могучей верой в жизнь, упованием на Бога. Люди верили. Провожая мужей, сыновей, отцов на фронт, женщины зашивали им в гимнастерку молитву «Живый в помощи Вышнего». И порой она лежала рядом с партбилетом.
Война показала, что атеистическая идеология не способна вдохновить народ на борьбу с врагом. Душа русского человека православная. Русский человек всегда готов был встать на защиту Отечества. Ведь сотни тысяч людей уходили на фронт добровольцами. Они не боялись умирать, они не искали себе славы, они знали одно: нужно жертвовать всем для Родины. Поэтому победили.
А Крестовоздвиженский храм не тронули ни осколки снарядов, ни бомбы. И стоит он — хранитель жизни. Ведь в нем, хотя он и был закрыт в атеистические годы для службы, собирались люди во время налетов, прося защиты у Господа. Люди знали — с ними Бог!
С днем Великой Победы!
И. Кириллова