Пятница, 29 марта 2024
Курс ЦБ
$  92.26
 99.71
Рязань
+24°C
  • Расследования
  • Зеленый сад
  • Был верен до смерти

    Опубликовано: 16.02.2015 в 10:25

    Категории: Главные темы номера

    Тэги:

    Священномученик Иларион, архиепископ Верейский (Троицкий)


    Рязань, 16 февраля – Областная Рязанская Газета. «Всё было прекрасно в этом человеке», – так говорили о владыке Иларионе современники. Это была людская, мирская оценка. И вот, говоря о новомучениках России, постоянно встаёт вопрос: «За что?».

     

    В Сретенском монастыре г. Москвы – древней обители, основанной в 1395 г. в память чудесного избавления Москвы от полчищ хана Тамерлана – почивают святые мощи священномученика Илариона (Троицкого). Сюда со всех концов России стремятся люди поклониться им и попросить молитв у владыки Илариона. А теперь вернёмся назад в то страшное время, время гонений на Церковь. На протяжении семи с лишним десятилетий Православная Россия находилась на Голгофе. И души тех, кто погиб во имя Христа, вступили в Царство Божие, в свет Христов.

     

    28 декабря 1929 г. в ленинградской тюремной больнице от сыпного тифа в бреду скончался замечательный профессор-богослов, удивительный проповедник, мужественный и стойкий борец за Церковь Христову – владыка Иларион (Троицкий).

     

    Архиепископ Иларион (Владимир Алексеевич Троицкий) родился в 1886 году в семье сельского священника. Жизнь семейства Троицких отличалась патриархальной строгостью и неукоснительным следованием православным обычаям.

     

    И вся жизнь владыки Илариона – горение величайшей любви к Церкви Христовой, вплоть до мученической кончины за неё.

     

    В мае 1920 г. архимандрит Иларион был возведён на епископскую кафедру. Вступив на эту стезю, он сознавал, что его ожидает, он был готов к мученичеству.

     

    Положение Церкви в этот период было таково, что, казалось, она вот-вот погрузится в бездну обновленческого растления. Государство поддерживало обновленцев и одновременно взяло курс на упразднение «тихоновских» православных общин. Летом 1923 г. владыка Иларион прибыл в Сретенский монастырь и изгнал из него обновленцев. При этом он заново, Великим чином освятил престол и собор Сретенского монастыря. Этим он показал, что грех и нечестие отступничества от Церкви требуют особого очищения. Молва об этом разнеслась не только по Москве, но и по всей России. И, конечно же, ни лидеры обновленчества, ни их покровители не могли простить владыке Илариону своего поражения. Владыку осудили на 3 года, и в 1924 г. он был отправлен на Соловки.

     

    Соловецкие были

     

    Нетленные скалы соловецких камней, и нет им ни конца… В ряд с замшелыми камнями ушедших веков теперь становятся новые, но такие же твёрдые и непоколебимые. Одним из таких новых, но столь же несокрушимых, как прежние, камней соловецкой обители духа стал владыка Иларион.

     

    Огромная внутренняя сила его проявлялась с первых же дней по прибытии на каторгу. Он не был старейшим из заточённых иерархов, но сразу получил в их среде высокий авторитет.

     

    Воспоминания о владыке Иларионе его соузников по Соловкам

     

    Архиепископ Иларион – человек молодой, жизнерадостный, всесторонне образованный, прекрасный проповедник. Блестящий полемист с безбожниками, искренний, открытый. Везде, где он появлялся, всех привлекал к себе и пользовался всеобщей любовью. Большой рост, широкая грудь, ясное, светлое лицо. Он останется в памяти у всех, кто знал его. За годы совместного заключения являемся мы свидетелями его полного монашеского не стяжания, глубокой простоты, подлинного смирения, детской красоты. Он всегда весел, и даже если озабочен и обеспокоен, то быстро попытается прикрыть всё той же весёлостью. На всё он смотрит духовными очами. На Филимоновской рыболовной топе, в семи верстах от Соловецкого кремля и главного лагеря на берегу заливчика Белого моря мы были с архиепископом Иларионом, ещё двумя епископами и несколькими священниками. Все заключённые были рыбаками или сете вязальщиками. Любовь его ко всякому человеку, внимание и интерес к каждому, общительность были просто поразительны. Он был самой популярной личностью в лагере среди всех его слоёв. В конце 1925 г. из Соловецкого лагеря архиепископ Иларион вдруг неожиданно был отправлен в Ярославскую тюрьму. Весной 1926 г. он вновь был с нами. Агент власти, посещавший его в тюрьме, склонял архиепископа присоединиться к новому расколу.

     

    – Вас Москва любит, вас Москва ждёт… Но когда владыка остался непреклонным, агент сказал: «Приятно с умным человеком поговорить… А сколько вы имеете срок в Соловках? Три года? Для Илариона три года? Так мало?» Действительно, к концу первого трёхлетия он получил ещё три года…»

     

    Силе, исходящей от всегда спокойного владыки Илариона, не могли противостоять и сами тюремщики. Владыка всегда избирался в делегации к начальнику острова Эйсмансу, когда нужно добиться что-либо трудного, и всегда достигал цели. Устраивая других на более мелкие работы, владыка Иларион не столько искал должности для себя, сколько отказывался от предложений Эйсманса, видевшего его огромные организаторские способности. Он предпочитал быть простым рыбаком.

     

    Когда первое дыхание весны рушит ледяные покровы, Белое море страшно. Торсы несутся, сталкиваются и разбиваются с потрясающим грохотом, громоздятся в горы и снова рассыпаются.

     

    Редкий кормчий решится тогда вывести в море судно – неуклюжий, но крепкий морской карбас, – разве лишь в случае крайней нужды.

     

    Продолжим воспоминания: «В один из сумеречных туманных дней апреля на пристани, вблизи бывшей Савватиевской пустыни, стояла кучка людей. Были тут и монахи, и охранники, и рыбаки из каторжан, в большинстве – духовенство. Все, не отрываясь, вглядывались вдаль. По морю, зловеще шурша, ползла шуга.

     

    – Пропадут ведь, пропадут они, – говорил одетый в рваную шинель старый монах, указывая на еле заметную, мелькавшую в льдистой мгле точку, – от жизни не уйдёшь…

     

    – Откуда они?

     

    – А кто ж знает. Там быстрина проходит – море чистое, ну и вышли несмышлёные, а водой-то их прихватило, в шугу занесло… Шуга в себя приняла и не отпускает. Такое бывало!

     

    Начальник поста, чекист Конев, оторвал от глаз цейсовский бинокль:

     

    – Четверо в лодке. Двое гребцов, двое в форме. Должно, сам Сухов.

     

    – Больше некому. Он охотник смелый, а сейчас белуги идут. Они по 100 пудов бывают. Каждому лестно взять такое чудо. Ну и рискнул!

     

    – Так не вырваться им? – спросил монаха чекист.

     

    – Случая такого не бывало, чтобы из шуги на гребном карбасе выходили.

     

    Большинство стоявших перекрестились. Кто-то прошептал молитву. А там, в дали, мелькала чёрная точка. Там шла отчаянная борьба человека со стихией. Стихия побеждала.

     

    – Да, в такой каше от берега не отойдёшь. Пропал Сухов! Пиши полкового военкома в расход! – проговорил чекист, вытирая стёкла бинокля.

     

    – Ну, это ещё как Бог даст, – прозвучал негромкий, но полный глубокой внутренней силы голос.

     

    Все невольно обернулись к высокому плотному рыбаку с седой окладистой бородой.

     

    – Кто со мною, во Славу Божию, на спасение душ человеческих? – также тихо и уверенно продолжал рыбак, обводя глазами толпу и зорко вглядываясь в глаза каждого.

     

    – Ты, отец Спиридон, ты, отец Тихон, да вот этих соловецких двое. Волоките карбас в море.

     

    – Не позволю! – взревел чекист. – Без охраны и разрешения начальства в море не пущу.

     

    – Начальство, вот оно, в шуге, а от охраны мы не отказываемся. Садись в карбас, товарищ Конев!

     

    Чекист как-то сразу сжался, обмяк и молча отошёл от берега.

     

    – Карбас на воде, владыка!

     

    – С Богом!

     

    Владыка Иларион стал у руля, и лодка, медленно пробиваясь сквозь заторы, отошла от берега. Спустились сумерки. Их сменила студёная, ветреная соловецкая ночь, но никто не ушёл с пристани. Забегали в тепло, грелись и снова возвращались. Нечто единое спаяло этих людей. Всех без различия, даже чекиста с биноклем. Шёпотом говорили между собой, шёпотом молились Богу. Верили и сомневались. Сомневались и верили.

     

    Но лишь тогда, когда солнце разогнало стену прибрежного тумана, увидели возвращающуюся лодку, и в ней не четырёх, а девять человек. И тогда все, кто был на пристани – монахи, каторжники, охранники – без различия, крестясь, опустились на колени.

     

    – Истинное чудо! Спас Господь!

     

    – Спас Господь! – сказал и владыка Иларион, вытаскивая из карбаса окончательно обессилившего Сухова.

     

    …Пасха в том году была поздняя – в мае. Я, состоявший тогда по своей каторжной должности в распоряжении военкома особого Соловецкого полка Сухова, однажды шёл с ним мимо Того Распятия, в которое он выпустил два разряда. Капли весенних дождей и таявшего снега скоплялись в ранах – углублениях от картечи, и стекали с них тёмными струйками. Грудь Распятого словно кровоточила. Вдруг, неожиданно для меня, Сухов сдёрнул будёновку, остановился и торопливо, размашисто перекрестился.

     

    – Ты, смотри… Чтоб никому ни слова… А то в карцере сгною! День-то какой сегодня, знаешь? Суббота… Страстная…

     

    В белесых соловецких сумерках смутно бледнел лик Распятого Христа, исходившего землю свою и здесь, на её окраине, расстрелянного поклонившимся Ему теперь убийцей.

     

    Мне показалось, что свет улыбки скользнул по бледному Лику Христа.

     

    – Спас Господь! – повторил я слова владыки Илариона, сказанные им на берегу.

     

    – Спас тогда и теперь.

     

    Продолжение следует.

     

    Ия КИРИЛЛОВА

    Читайте нас теперь и в Телеграм: https://t.me/rg62_info


  • Новости партнеров:

  • ГК Прокс

  • Свежий выпускАрхив
    № 04 (411) 04.03.2024 г.
    Читать выпуск
  • Хозрасчетная поликлиника
    КПРФ
    Лесок
  • ГК Прокс
    Ниармедик (мобильный)
    Зеленый сад 350х280
  • АвтоЕще

    Тема трансмиссий в автомобилестроении представляет собой значительное теоретическое и практическое значение